Личная медсестра Тодора Живкова рассказывает о своем боссе

Имя Тодора Живкова, наверное, неизвестно 50%-ам читающих эти строки, а он был 3-м по длительности правления правителем Болгарии. Тодор Живков был генеральным секретарем Болгарской Коммунистической партии и руководил страной 35 лет с 1954-го по 1989-й. Что же касается главного героя этой статьи, его личной медсестры, то звали ее Ани Младенова. Формально являясь медсестрой генсека, она также имела звание майора службы государственной безопасности. Интервью у нее брал известный болгарский журналист армянского происхождения Кеворк Кеворкян в 1990 году, когда Тодор Живков был еще жив. Ниже перевод фрагмента этого интервью.

— Скажите, у вас было какое-то особенное влияние на Живкова?

— Ну, как вам сказать, особенное влияние…

— Милушев (шеф Управления безопасности и охраны) вас в этом упрекал, не так ли?

— Да, он говорил, что Ани Младенова — единственный человек, которому Тодор Живков доверял. Может быть лучше спросить об этом самого Тодора Живкова? Что касается меня, то у меня объяснение простое — я никогда ему не врала. Как-то пару-тройку лет назад он пригласил меня на кофе. В одиночку он кофе пить не любил. И сказал мне следующее: «Ты никогда не изворачиваешься и не врешь. Как ты думаешь, нужно ли мне уходить на пенсию?». Я очень осторожно, чтобы не обидеть его, сказала, что с учетом состояния его здоровья и возраста, уйти на пенсию было бы нормально. На следующий день в его резиденции в городке Банкя он собрал всех, кто его обслуживал, и объявил: «Знаете, Ани Младенова вчера мне посоветовала уйти на пенсию!». Это был невыносимый момент. Все просто ужаснулись, и кто-то из моих коллег сразу же доложил генералу Милушеву о том, что я сказала. Генерал тут же вызвал меня к себе… я не могу описать, какая далее последовала сцена… Он мне говорил о том, что Живков сейчас в апогее сил, он велик, он неотразим, и все в таком роде… и как я осмелилась давать ему советы об уходе на пенсию? Я ему ответила, что не жалею об этом. Можете, кстати, спросить генерала Милушева о нашем разговоре, я ему сказала, что человек, который находится в таком близком к Живкову окружении, должен быть с ним честен.

— А поднимал ли этот вопрос Живков после?

— Ну, в центральном комитете должны быть записи…

— А вы сами что-нибудь слышали?

— Он сам официально подал прошение об отставке. Я даже видела документы в портфеле, который я должна была отнести на охранный пост. Один документ лежал вне папок, и я увидела его случайно. Живков это заметил и сказал: «Прочитай, что там написано!» Я начала читать, а он мне говорит: «Вслух!» Я прочитала вслух. Естественно, если бы он ушел на пенсию, это коснулось бы всех, кто его обслуживал, и я спросила его, действительно ли он хочет уйти на пенсию? Он сказал: «Да, конечно. Только… они, вероятно, не примут мое прошение. Я как один старый и большой дуб. Они живут под моей тенью. Нет, не примут отставку». Мне было интересно его слушать. Затем он ушел на работу, вернулся к обеду и сказал, что действительно, отставка не была принята.

— Видели ли вы когда-нибудь, как он выходит из себя?

— Да, к сожалению, видела. Было это когда приехал его сын, Владимир Живков. Я просто дома была в тот момент.

— А были ли другие случаи?

— Нет.

— Давайте поговорим о 10-м ноября! (На ноябрьском Пленуме ЦК БКП Тодора Живкова отстранили от власти, и страна начала «долгую дорогу к демократии», прим. Balkanza.ru)

— 10 ноября я была на работе 24 часа. Утром заступила на дежурство. Зашла к нему, чтобы его разбудить и дать лекарства… все нужно рассказывать?

— Да. Это интересно.

— На самом деле, он не спал. Не помню, сколько было — 7 или 7:30. Дала ему лекарство. Он был еще в постели и попросил меня, чтобы я позвонила его детям Людмиле и Владимиру, и сказала, что сегодня его последний рабочий день. Также, он специально попросил передать Владимиру, чтобы он не приходил в пленарный зал в доме 1 в Бояне, т.е. просто сказать, что день может быть тяжелый и неприятный. Пусть держатся достойно. Сейчас говорят о перевороте. Не знаю, почему все время говорится о перевороте. Не видела, чтобы у охраны было больше оружия, чем обычно. Не видела никакой специальной подготовки, никто не делал ничего особенного.

— Была ли как-то усилена или сменена охрана?

— Не-е-ет. В тот день было все как…

— Как и всегда?

— Абсолютно все. Все было, как и было каждый день до этого. Было одно исключение: Живков в тот день не работал.

— Он не ожидал такого развития событий?

— Нет. Думаю, что нет.

— А вы с ним говорили об этом?

— Я заходила к нему, когда его выписали из военного гостипаля. Ходила к нему домой повидаться с ним и его детьми и у меня сложилось впечатление, что он крайне удивлен от всего, что произошло.

— Он не ожидал подобного к себе отношения?

— Нет, не ожидал. Абсолютно. Даже я была удивлена. Они его самым грубым образом просто выкинули из резиденции в Банкя. Думали, что он может оказать сопротивление.

— Как это было?

— Они постоянно говорили: «Соберите его багаж, и пусть убирается отсюда». Дословно: «Скажи ему, чтобы убирался уже!» Я им говорила: «Как вы себе это представляете? Я что? Должна войти в его комнату и сказать, чтобы убирался? Я просто не смогу». Поскольку я занималась не только медицинским обслуживание, но и большей частью бытового обслуживания, да вообще, всеми вещами, которые связаны с бытом, я начала собирать его вещи. После того, как собрала вещи, зашла к нему и сказала, что нужно покинуть резиденцию.

— Это его оскорбило?

— Да нет…

— А есть ли в случившемся вина самого Живкова?

— Вероятно. В то время магазины уже были пустыми, значит, вероятно, есть вина. Мне так до сих пор и непонятно, как страна оказалась в такой яме, как говорит профессор Чирков — опустошенная страна. Мне непонятно. И стало даже немного страшно. В начале я много думала, как мы оказались в таком положении. Что случилось вообще, с Болгарией, со всем социалистическим лагерем, с Советским Союзом?

— А Живков представлял себе, как реально живут люди в стране?

— Думаю, что нет. Определенно, нет. Когда он задавал вопросы, все отвечали ему «засахаренными» ответами, даже мы…

— А вы лично?

— Ну да…

— А почему?

— Потому что каждый из нас имел своего начальника. Я же вам говорила о том разговоре об уходе на пенсию. После этого, генерал Милушев меня вызвал. Вы не представляете, какая была сцена. Я думала, что ему, действительно, пора на пенсию. Он больной и пожилой человек, и не мог больше управлять страной.

— Т.е. он не имел реального представления о том, что происходит в стране.

— Думаю, нет. Когда мы ездили по различным заводам, то видели свежевыкрашенные стены, новое оборудование, рабочих в новых фартуках.

— Ему врали?

— Врали. Самым бесцеремонным образом. Очень многие ему врали. Единственный человек, который за последние 15 лет правления Живкова попытался ему рассказать правду, был Георги Джагаров (общественный деятель, член неформального штаба советников Живкова, прим. Balkanza.ru). Все остальные… с улыбками и добрыми вестями…

— Вы сказали, что до сих пор не понимаете: он ли создал систему или система его.

— Ну да. На этот вопрос я не могу ответить. Мне непонятно, кто кого создал.

— Он боялся Горбачева?

— Думаю, что они не были друзьями.

— Помните ли что-то об их первой встрече?

— Помню одну встречу, когда ему нужно было пришить пуговицу. Эта встреча проходила очень сложно. Живков, как я заметила, когда когда волновался, брался за пуговицу и начинал ее вертеть. Живков и Горбачев были в кабинете, а мы с врачом были в приемной. Через 5 минут после начала встречи он зовет меня, чтобы я пришила ему пуговицу. Он был явно очень взволнован…

Источник — Socbg.com со ссылкой на Kevorkkevorkian.com